Коррупция - не преступление? - 25 Листопада 2012

Поэтому, получив приглашение на международную конференцию, посвященную проблемам коррупции в высшем образовании («От новой академической культуры к гражданскому обществу, свободному от коррупции»), я подумала, что вряд ли услышу что-тоновое. Однако, как оказалось, о хронической болезни высшего образования — коррупции — мы имеем далеко не полное представление.

Коррупция — это «деятельность лиц, уполномоченных выполнять функции государства, направленная на противоправное использование их полномочий для получения материальных благ, услуг, льгот или других преимуществ» (Закон Украины «О борьбе с коррупцией», 1995 г.). Европейцы смотрят на вопрос глубже и шире: злоупотребление служебным положением ради личной выгоды, что отрицательно влияет на доступ к образованию, качество и равенство в высшем образовании; система неформальных отношений, созданная с целью регулирования несанкционированного доступа к материальным и нематериальным активам путем злоупотребления общественным или корпоративным доверием; использование публичных ресурсов для частного обогащения.

Соответственно и перечень возможных коррупционных действий в Европе и в Украине очень отличается. Вместе с уже привычным для нас взяточничеством европейцы считают коррупцией также подмену, фальсификацию и мошенничество, несоблюдение правил, искажение информации, кражи (из вузов и вузами), нарушение профессиональной этики (сексуальные домогательства и т.п.), нарушение контрактных обязательств, необоснованные затраты (причиной может быть и бесхозяйственность). Попали в этот перечень и совсем невинные, как на наш украинский взгляд, действия: кумовство, фаворитизм, блат, особое отношение.

Интересно, что проявлением коррупции в цивилизованных странах считается также списывание и плагиат. Более того, именно эти явления являются основной заботой, «коррупционными приоритетами» в США и Западной Европе. «Нам бы их проблемы!» — подумает каждый, кто сталкивался с коррупцией в отечественной высшей школе. И будет прав. Даже если взять только один аспект проявления коррупции — взяточничество, распространенность его в нашей высшей школе поражает.

Заведующая отделом социальной психологии Института социологии НАН Украины Елена Злобина сообщила, что согласно результатам всеукраинского репрезентативного опроса студентов, проведенного в 2011 году фондом «Демократические инициативы» вместе с Ukrainian Sociology Service, 33,2% опрошенных непосредственно сталкивались с коррупцией в вузах, 29,1 слышали о ней от тех, кто ощутил ее на себе, и только 37,7% не имеют такого опыта.

Конечно, проблема коррумпированности высшего образования появилась не сегодня. Владимир Кипень, глава Донецкого института социальных исследований и политического анализа, приводит данные опроса студентов девяти государственных вузов Днепропетровска, Донецка, Харькова, Симферополя (1996 год) и преподавателей других двадцати пяти вузов Украины (2001 год). По этим данным, лично сталкивались с поборами 28% студентов, знали о фактах взяточничества 55%.

По количественным показателям ситуация 1996-го, 2001-го и 2011 годов похожа. Но акценты существенно изменились. Если в исследовании донецких социологов основным проявлением коррупции считалось взяточничество при поступлении (почти две трети опрошенных преподавателей вузов), то сегодня коррупция в вузах в большей степени связана с самим учебным процессом: при сдаче зачетов и экзаменов с ней сталкивались 74,6% респондентов, при защите дипломных работ — 23,3, чтобы избежать отчисления из вуза — 22,9, при решении вопросов об отсрочке сессии, досрочной ее сдачи, разрешении на пересдачу предмета — 11,5%. «Речь идет прежде всего о том, что с внедрением системы независимого тестирования радикально уменьшилась доля коррупционных практик, связанных с поступлением в высшее учебное заведение», — подытоживает Елена Злобина.

Исследования фонда «Демократические инициативы» развеяли ряд мифов о коррупции в высшем образовании. Оказывается, доля тех, кто непосредственно сталкивался с коррупцией, практически не зависит ни от формы собственности вуза (в государственных/коммунальных — 32,8% студентов, в частных — 35,5), ни от формы обучения (на бюджете — 31,1% , на контракте — 34,6), ни от формы образования (на стационаре — 32,9%, на заочном отделении — 34,1%).

Студенты, которые не собираются работать по специальности, задействованы в коррупционных практиках чаще, чем те, кто настроен работать по специальности (41,4% против 33,8). Чем выше успеваемость студента, тем его участие в коррупционных практиках меньше (среди тех, чей средний балл «удовлетворительно», доля сталкивавшихся и не сталкивавшихся с коррупцией одинакова (по 34%), среди отличников это соотношение 43,2% против 28,4).

Существует определенная связь между интенсивностью участия в коррупционных практиках и местоположением вуза (периферийный или центральный). В крупных городах (от 100 тыс. до 500 тыс. населения) количество студентов, которые не сталкивались с проявлениями коррупции, составляет 45,5%. Зато в небольших городах (от 50 тыс. до 100 тыс. населения) — 31,1%.

Исследование показало также неожиданную связь между профессиональной специализацией и степенью участия студента в коррупционных действиях. Выяснилось, что меньше всего вовлечены в коррупционные практики студенты общественно-гуманитарного профиля (не имели опыта коррупции 45,6% опрошенных, сталкивались с этим лично 25,4). А больше всего тех, кто лично сталкивался с коррупцией в вузах, выявлено среди будущих юристов (не имели опыта коррупции лишь 29,3%, сталкивались лично — 39,1.) «Очевидно, что эта ситуация вызвана не столько объективными трудностями в обучении (поскольку юристы фактически являются студентами общественно-гуманитарного профиля), сколько ценностью самого получаемого диплома. Оказалось, что студенты юридического профиля существенно выделяются среди других своей готовностью к дальнейшей работе именно по полученной специальности, а следовательно, готовы при необходимости дополнительно платить за получение нужных оценок. Принимавших участие в коррупционных практиках именно с этой целью среди юристов оказалось 66,3%, а среди студентов общественно-гуманитарного профиля лишь 44,9», — рассказывает Елена Злобина.

Как показывают опросы фонда «Демократические инициативы», только треть молодых людей расценивает коррупцию как преступление. А большинство студентов — равнодушны к проявлениям коррупции (треть воспринимает ее как один из возможных способов решения проблем, а каждый пятый вообще считает, что это норма современной общественной жизни).

«Такое распределение суждений вряд ли может быть основой для оптимистичных ожиданий относительно массового ополчения академического сообщества вузов — как студентов, так и преподавателей — против коррупции и взяточничества в современной системе высшего образования, — замечает Владимир Кипень. — Продолжительность и распространенность ненормативных отношений свидетельствует о неэффективности усилий по их преодолению, прилагаемых в последние десятилетия. На повестке дня перед гражданским обществом и здоровой частью академической среды остается вопрос выработки эффективной стратегии борьбы».

А Тарас Фиников, президент Международного фонда исследований образовательной политики, считает, что такой стратегии в нашем государстве нет. Свидетельством этого является отчет Минюста «О результатах проведения мероприятий по предотвращению и противодействию коррупции в 2011 году», изданный в апреле 2012-го. «В отчете речь идет о коррупции комплексно, — говорит Т.Фиников, — поскольку используются данные социологических исследований. Но если мы проанализируем плоскость выводов и каких-токонкретных действий, мы увидим довольно бедное содержание этого документа».

Это же касается и региональных органов власти. Самое большое, что сделано для преодоления коррупции на этом уровне, — открыты телефонные линии доверия, которые помогают оперативно реагировать на проявления взяточничества. «Единственная попытка более или менее комплексного подхода была сделана в 2007 году в Черновцах. Там местные органы власти провели серьезную конференцию и одобрили план действий на последующие два года. Из запланированного было реализовано приблизительно 30%», — рассказывает Т.Фиников.

У нас есть много информации о частных случаях противодействия взяточничеству правоохранительных органов. «Но интересно, что такие случаи всегда касаются низших уровней менеджмента и работников вузов, — анализирует ситуацию эксперт. — За последних несколько лет был лишь один или два случая, когда в поле зрения правоохранителей попали ректоры. Говорить же о том, что кого-то в министерстве или в областном управлении образования схватили за руку, вообще не приходится. В Украине существует много учебных заведений, имеющих устойчивую репутацию глубоко коррумпированных. И именно из этих вузов никогда никого не поймали. И это симптоматично».

Скептически оценивает Тарас Фиников и действенность антикоррупционных мероприятий в вузах: «Разные совещания, агитация, рекомендации для руководителей… Все это носит формальный характер. А обратной связи и какой-либо реакции администрации и менеджмента даже на весьма дикие случаи мы не видим. Потому что коррупционная система является серьезной возможностью поддержать этот менеджмент финансово».

«Критически важно применять одновременно антикоррупционные мероприятия на разных уровнях — политическом, правовом, институционном, управленческом, экономическом, образовательном», — подчеркивает Юрий Рашкевич. По его мнению, полезным в антикоррупционной практике был бы европейский опыт построения «добродетельного треугольника»: нормативно-правовое обеспечение процесса обучения — повышение профессионального уровня руководства и институционного обеспечения управления — общественная мобилизация, обеспечение доступа к информации.

Анджей Тимовский, директор международных программ Американского совета научных обществ и приглашенный профессор Варшавского университета, сказал: «Существует пропасть между миром права и повседневной жизнью. Как сблизить эти два мира — тема, о которой следует подискутировать. Я услышал много предложений, как действовать: законодательство должно быть более последовательным, государственная власть, министерства, администрация вуза должны активнее преследовать коррупцию. Это правда. Но я хотел обратить внимание на саму организацию университетской среды в этом деле. Когда мы говорим о ценностях гражданского общества, мы должны начать формировать это общество в университетской среде».

И зачатки такой среды в Украине есть. Владимир Кипень замечает: «Де-факто в академической среде сейчас сосуществуют две академические культуры. Первую можно определить как нормативную, базирующуюся на традиционных высоких университетских ценностях. Вторую — как мутацию с ненормативными искривленными ценностными установками».

Понятно, что именно первая культура является нашим шансом на успех. «Академическая культура (этика) — не просто роскошь, какая-то надстройка, приложение, которое может быть, а может не быть, — подчеркивает первый проректор Украинского католического университета Тарас Добко. — Она может работать и работает для того, чтобы достигать присущих миссии университета целей».